Это интервью с басистом группы Golden Earring Ринусом Герритсеном (Rinus Gerritsen), которое провёл Эд Гроэн (Ad Groen) 3 и 4 декабря 1994 года в Роттердамском театре «Люксор».
Каковы ваши самые ранние музыкальные воспоминания?
Ринус: В моей юности, самой агрессивной музыкой были Dixieland. Ну а для самых прогрессивных существовал джаз. Затем появился Элвис с рок-н-роллом. В Гааге появился индорок. В этом жанре исполняли музыканты в основном родом из Индонезии, в 9 группах из 10. Эти ребята были очень одарёнными. Когда мы были детьми, в школе во всех классах были индонезийцы, и их культура впечатляла нас, оставляла впечатление.
В 60-ых в Гааге было много роллердромов, и по выходным там играла местная группка. Тогда мы начинали как Golden Earring, играя на школьных вечеринках. У нас не было вокала, но когда взошла звезда Битлов – мы поняли, что нам нужен голос. Битлы писали свой материал, а мы играли каверы. Нам тоже пришлось взяться за перо. Это было не так легко, ведь английским языком мы владели не в совершенстве. Признаться, в ранних песнях есть даже грамматические ошибки. В некоторой степени, именно это стало причиной отмены нашего второго сингла "Lonely Everyday"; на стороне B была песня под названием "Not To Find" («Не найти»), название которой на самом деле должно было звучать как "Not To Be Found" («Не найтись»). С тех пор мы консультировались по таким вопросам с нашими друзьями – носителями языка.
Кто повлиял на ваше творчество в 60-ых?
В 60 мы копировали стиль Mersey beat, но вскоре стали развивать собственное «звучание». В Голландии студии были очень плохими – ну то есть «железо» было в порядке, а вот инженеры и звукачи оставляли желать лучшего. Поэтому мы отправились в Великобританию записывать песню "That Day," которая могла стать нашим вторым синглом. Битлы изменили в Англии отношение к музыке и музыкантам. В Голландии тебя не уважали потому, что ты музыкант. Записал трек – и чем быстрее ты покинешь студию – тем лучше! Никакого уважения. Вскоре, когда музыка стала источником прибыли – их отношение, конечно, радикально изменилось.
В 1967, в группу пришёл Барри Хэй. Как это случилось, и почему он?
Группа быстро менялась. Франс [Крассенберг] был отличным вокалистом. Он отлично исполнял то, что группа создавала ранее, но потом мы эволюционировали. Наше звучание изменилось – соответственно должен был поменяться и голос. Барри идеально влился. Он стал именно тем, кто был нам так нужен тогда.
Вы поехали в ваш первый американский тур в 1969-ом. Расскажите о нём.
Этот первый тур стал скорее экспедицией. Мы хотели увидеть страну рок-н-ролла. Мы были взволнованы и по-хорошему напуганы. Технически, американские группы опережали нас. В то время как мы играли на средневековых железяках, у них там было новейшее оборудование почти в каждом клубе. Всё было более профессионально, совершенно другой уровень. В Голландии мы играли 5 сетов с 8 до 12 – и это можно было назвать выступлением. В Америке мы играли 2 сета – и это уже было шоу.
Мы были удивлены тем, как хорошо американцы нас приняли. Они не думали о нас как о провинциальных мужиках из Голландии, напротив! Мы играли с Джо Кокером в Миннеаполисе, затем мы дали концерты в Нью-Йорке, Детройте, Цинциннати. У нас появилось множество американских друзей.
Известно, что в 1969 году Джимми Хендрикс пригласил вас в качестве басиста для записи своего «Experience». В 70-ых, после смерти Кейта Муна, Who попросили Сезара к ним присоединиться. Как вы отреагировали на это?
Эти вопросы решались напрямую с менеджерами, которые, как вы понимаете, очень не хотели бы терять члена группы прямо накануне большого тура. Даже если бы Джимми пригласил меня напрямую, чему я был бы несказанно рад и почтён, я бы всё же отказался. Ведь у меня была своя группа, которой я был и остаюсь предан. Точно так же поступил бы и с Сезар с Who.
Как вы впервые встретились с Who?
Первые контракты с Who мы заключили в 1965 году. Они приехали в Голландию для телевизионного шоу, и кому-то пришла в голову идея организовать выступление. Было решено дать концерт в Гааге, на роллердроме «Marathon»; наше оборудование уже было предустановленно там, и они спросили разрешения им воспользоваться. Мы, разумеется, охотно позволили. Менеджеры с тех пор поддерживали отношения с Who, которые, впоследствии, вылились в наш совместный тур с Who в 1972 году. Кроме того, мы заключили международный контракт с их лейблом - Track. С Питом Таунсендом (Pete Townshend) мы не очень тесно контактировали, а вот с Кейтом Муном были в отличных отношениях.
Читайте также интересные интервью с участниками группы Jefferson Airplane.